Каким будет Страшный суд? В Евангелии от Матфея мы читаем, что Господь будет спрашивать с людей по делам милосердия. Для чего же тогда ходить в храм, приступать к Таинствам?

С другой стороны, как быть с атеистами, людьми, исповедующими другую веру: неужели у них нет шансов на спасение?

Сегодня люди чаще ждут Второе пришествие не как встречу со Христом, а именно — как Страшный Суд, который связан с описаниями ужасных событий конца света: атомная война, горящие серные реки, землетрясения, эпидемии. Почему страх вытеснил радость Встречи?

На эти вопросы отвечают священники.

Когда страшно без кинематографических ужасов

Протоиерей Александр Степанов, главный редактор радиостанции «Град Петров»

Для христиан первых веков окончание земной истории воспринималось, прежде всего, как торжество Церкви. Его ждали с нетерпением. «Маранафа!» — «Господь, приди!» — так заканчивалось каждое евхаристическое собрание.

Они ждали и чаяли этого момента, потому что жили в предельном напряжении своих духовных сил, в любой момент готовы были к встрече с Богом.

В этом контексте и надо воспринимать заключительную книгу Нового Завета«Апокалипсис» — Откровение Иоанна Богослова. Она — о торжестве Церкви. Да, будут катаклизмы, испытания, многое из этого уже происходило, когда книга писалась: христиан гнали, преследовали, уничтожали. Но в этом и смысл, указанный Самим Христом: «Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 10.22). Поэтому они радостно шли на мучения и смерть. Избегать страдания, искать возможности тихо отсидеться, заключить мир с мiром сим означало для них лишить себя вечной радости жизни со Христом, к которой они уже начинали приобщаться здесь.

Если этот опыт радости жизни с Богом человек не пережил, то тогда текст Откровения превращается в триллер про грядущие ужасы. Если не видишь света в конце тоннеля — впереди только мрак. Сегодня многие ищут в Церкви убежище от житейских бурь и потрясений, а заодно и гарантию здоровья и успеха в личной жизни. «Если я в Церкви, все плохое меня обойдет стороной, все хорошее непременно случится».

В такой перспективе Апокалипсис с его грозными пророчествами и обличениями становится крайне неприятной книгой. Войны, голод, горящие моря, ниспадающие звезды, моровые язвы… И приметы этого мы видим. Ничего, кроме страха перед утратой благополучия, здоровья и жизни, у человека в этом случае не остается. Мне кажется, Слова Христа о том, что Он нам не обещает житейских благ и предупреждает о возможных неприятностях, ожидающих Его Самого и его последователей, сегодня не слишком популярны.

Христиане потеряли смысл того, что значит «быть христианином». А этот смысл заключается в следовании за Христом во всем и готовности претерпеть вместе с Ним даже до смерти, как читаем мы при Крещении: «Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним» (Рим.6,8). Ради этого мы и крестимся, становимся христианами. Это нас наполняет радостью, мы знаем, что итог всего — хороший.

Страдания или любовь?

У многих здесь возникает вопрос, неужели христианская жизнь заключается в терпении страданий?

Конечно, смысл христианской жизни не исчерпывается безропотным перенесением скорбей в ожидании будущей награды. Как ни странно, именно Евангелие о Страшном Суде рисует нам позитивную программу жизни христианина.

Страшный Суд описан в Евангелии от Матфея, гл. 25, 31–46. И вот здесь по-настоящему страшно, безо всяких кинематографических ужасов. Страшно своей очевидностью — насколько мы далеки от того, чтобы стать по правую руку Господа.

Поэтому, пока мы живы, пока мы действуем, нужно постараться в себе, в своей жизни что-то изменить. Ведь единственное, что нас оправдывает на Божием Суде — это, в конце концов, любовь.

Источник http://www.pravmir.ru/

Если мы научились любить, т. е. не угождать себе, а служить ближнему, мы достигаем цели, становимся христианами, наследуем жизнь вечную. Если не научились, то — нет. Апостол Павел прямо говорит в 13 гл. 1Кор., что каких бы подвигов мы не совершали, каких высот созерцания бы ни достигли, какую бы веру ни имели, каких чудес бы ни сотворили, без любви мы — ничто в глазах Божиих.

Евангелие о Страшном Суде открывает нам тайну, как научиться любить: не упускай случая послужить ближнему. Накорми голодного, дай напиться жаждущему, одень раздетого, дай кров бездомному — т. е., вообще, откликайся на нужду окружающих тебя людей. И радость настигнет тебя сразу, не надо ждать конца света.

Для чего — Церковь, молитвы, заповеди, если мы оправдываемся Богом за добрые дела?

Мы хорошо знаем, что наши силы очень ограничены: мы можем напрячься на какое-то время, постараться быть «хорошими», но быстро слабеем, охладеваем. Нам нужна помощь Божия для постоянства в доброделании. Поэтому мы молимся, прибегаем к церковным Таинствам и через них получаем духовное подкрепление. Когда мы нарушаем заповеди, то есть грешим, мы стремимся ублажить себя (потом, правда, полученное удовольствие оборачивается горечью), тем самым мы укрепляем свой эгоизм. А он — противоположность любви, он разрушает любовь. Грех это всегда — приятное себе, любовь — жертва собой для другого.

Следуя путем служения ближнему, мы возрастаем в любви и достигаем главной цели христианской жизни — становимся новым человеком, формируем себя для Царства Божьего.

Ждать Христа, а не антихриста…

Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах

Вопрос о том, что возможна ситуация, в которой одни спасутся, а другие не спасутся по признаку принадлежности (или не принадлежности) к истинной Церкви, вообще не ставится в Евангелии.

Вспомним слова апостола Петра, что будет «время начаться суду с дома Божия» (1Пет.4:17).

Посему мы понимаем, что разговор идет не о том, как будет происходить суд над теми, кто принадлежит к Церкви и не принадлежит, кто исполняет некие предписания и не исполняет, участвует в богослужениях и не участвует. А как раз о тех, кто принадлежит, участвует, исполняет. То есть является частью организма Церкви.

В итоге с нас снимается проблема как таковая: нам уже без надобности думать, что будет с теми, кто Церкви не принадлежит. Значит, мне кажется, мы, христиане, раз и навсегда должны перестать ставить вопрос так, как обычно привыкли слышать его в разных дискуссиях: спасутся ли крещеные, спасутся ли некрещеные, католики, протестанты, мусульмане, язычники, неверующие?… Он бессмысленный и праздный. Вопрос о спасении имеет право на существование только в контексте, насколько этот суд имеет отношение лично ко мне. И когда он ставится подобным образом, то, соответственно, острота всех остальных вопросов сводится к нулю.

Страшный Суд уже начался

Как и другие явления духовной жизни, ожидание Страшного Суда не привязано к какому-то моменту. С одной стороны, суд грядет, с другой — творится, происходит. Он являет себя в той церковной эсхатологии, в которой мы живем. Когда мы из глубины Литургии молимся, мы слышим от священника, что поминаются «вся яже о нас бывшая: Крест, гроб, тридневное воскресение, на Небеса восхождение, одесную седение, Второе и славное паки пришествие».

На Литургии мы присутствуем при том, когда все духовные моменты совершаются единомоментно.

Заходя в храм, мы поднимаем глаза к иконостасу и в центре Деисусного чина видим Христа Судию, восседающего на троне в окружении небесных сил во время Страшного Суда. Справа и слева от Него — Церковь в лице Божьей Матери, Иоанна Крестителя, апостолов, святителей, преподобных, мучеников, которые, воздевая руки, умоляют Христа о милости к человечеству. И получается, мы, заходя в храм, всякий раз предстоим перед Судией, перед Церковью в момент этого суда.

А исповедь — разве не образ Суда? А встреча со Христом на Святом Причастии — разве это не Суд? «Да не в суд или во осуждение будет мне причащение святых Твоих Тайн», говорим мы, приближаясь к Чаше.

Так что Суд — это реальность нашей духовной жизни. Ежедневная, ежечасная. В утреннем и вечернем правиле — тоже нам напоминание, что всякое предстояние перед Богом, всякая жизнь человека в присутствии Бога — всегда суд.

О том, в чем Состоит суд, нам говорит Евангелие: Свет пришел в мир. И вот если человек не боится этого Света, стремится к Нему, жаждет Его, то, тем самым, он предстоит в этом Свете пред Богом как на Суде.

Наше главное молитвенное прошение — прошение о помиловании: «Господи, помилуй». Для чего мы это говорим, если нет суда?

Для чего мы говорим слова «Да придет Царствие Твое» в молитве «Отче наш», произносим седьмой член Символа веры «И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца»? То есть мы призываем это Пришествие. А в молитве «Отче наш», мы просим судить нас так, как мы сами умеем прощать других: «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим».

В духе православного триллера

Почему же мы при всем этом грядущего Страшного Суда стали ожидать лишь с ужасом, утратив предчувствие радости Встречи? За последние годы что-то поменялось в головах христиан, и мы стали ждать не Христа, а антихриста. И ужасного бояться.

Причина этому — в ложном эсхатологическом чувстве, которое родилось в нашей Церкви в девяностых годах прошлого века. Тогда появилась масса каких-то изданий из серии «Антихрист в Москве», «Пророчества старцев об антихристе» и так далее. Тема антихриста как некоего православного триллера была тогда очень востребована. В итоге люди стали ждать не Христа, а антихриста, и страх перед ним оттеснил величайшую радость ожидания Второго пришествия Христа.

Антихрист стал пониматься нами как некое надмирное чудовище, которое по своей мощности, могуществу практически равно Богу. Хотя апостол Иоанн Богослов говорит о том, что антихрист давно явился в мир. И вообще-то мы встречаем реальных апокалипсических антихристов в истории человечества чуть ли не каждое поколение и, наверное, точно — каждое столетие. Вспомните Нерона, которого Церковь в то время явно отождествляла с антихристом и даже имя его читала как три апокалипсических шестерки.

Каждый исторический период давал миру своего антихриста. Антихристом был Наполеон (так его и узнавала Церковь в то время), безо всякого сомнения настоящим антихристом был Ленин, Сталин, Гитлер… Такие антихристы еще будут появляться в нашей жизни. Более того, тот антихрист, который явится в конце времен, будет не очень сильно отличаться ото всех предыдущих. Ну, разве только будет более технически «наворочен», что даст ему возможность творить образные «чудеса». А в остальном — тот же Сталин, Нерон, Пол Пот, и другие, которые ставили себя на место Бога, принуждали людей им поклоняться, — через диктат, репрессии, отречение от Бога и уничижение человеческой личности.

Так что значительно страшнее того, что было в истории человечества, уже представить трудно. Христиане никогда этого не боялись, они понимали, что антихристы приходят и уходят, а Христос пребывает во веки.

Страшный Суд — не ответ на экзамене

Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма св. Александра Невского при МГИМО:

Судя по Евангельскому чтению от Матфея, которое читается в неделю о Страшном Суде, мы можем заключить, что Господь соберет все народы, верующих, не верующих, православных и не православных. Абсолютно все встанут перед лицом Божиим, и каждый будет давать ответ.

Этот ответ заключается не только в нравственном поведении человека. Из Священного Писания мы знаем, что, оказывается, нам еще необходима вера, потому что Господь употребляет такие слова: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет»(Мк. 16, 16).

Мы знаем из Священного Писания о том, что очень важно Таинство Причащения. Христос сказал: «…если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Иоан.6:53, 54)

Первоначальный ответ, первоначальный этап человека перед Богом на Страшному Суде — это дела милосердия, дела его веры, осознания, что Господь сделал для тебя и как потому ты должен поступать в этой жизни.

Думаю, что Страшный Суд будет тем местом, где мы со всех сторон будем давать ответ за свою жизнь. Поверил ли ты Христу, стал ли Его учеником, следуешь ли ты за Ним, совершаешь ли дела, подобные тем, что совершал Он.

Но, понятное дело, не стоит с самомнением заявлять: «Вот, я верующий, регулярно приступаю к Таинствам, у меня шансов больше…» Каждый человек будет судиться самостоятельно, без сравнения верующего и неверующего, сильно верующего и мало верующего, часто причащающегося и редко причащающегося. У каждого человека — своя мера взаимоотношения с Богом. Какова она, наверное, Господь Сам будет определять. Слава Богу, что здесь нет никаких норм.

Важный момент, что мы готовимся не к Страшному суду, а ко встрече с Богом. Страшный суд — как один из этапов жизни, как и рождение в Жизнь Вечную (наш день рождение здесь, на земле), как и смерть. То есть мы живем духовной жизнью не для того, чтобы пройти Страшный Суд, с облегчением выдохнуть и сказать: «Йес, я сделал это!»

Мы живем духовной жизнью, чтобы быть со Христом. По словам замечательного нашего современника иеромонаха Романа (Матюшина): «Господи, с Тобой не надо рая, тесный ад с Тобою мне как рай».

Так что для нас самое главное — быть со Христом, дышать со Христом, пытаться быть Ему подобными.

Да, на Страшном Суде будут и страшно, и ужасно: мы все осознаем свою греховность и порочность. Но особенно страшно будет именно тому, кто забудет о Христе. Суд будет без милости к тому, кто не окажет милости.

Здесь мы должны в полной мере уповать на Христа, быть Его учениками. А для этого — соблюдать Его заповеди.

Говоря о Страшном Суде, мы все больше забываем, что главное будет не сам Суд, а — Встреча. Забываем потому, что с каждым годом все больше растет эгоизм, себялюбие в человечестве. Каждый все больше персонифицируется по отношению к другим и по отношению к Богу. И Бог превращается для многих в «бога в баночке». И ставится на полку рядом с банкой, в которой лежит гречка, и баночкой с наукой. И что нужно человеку, он ту банку в данный момент открывает. Поесть? Для этого — банка с гречкой. Пофилософствовать? Банка с наукой в самый раз. Чтобы быть человеком религиозным — нужно открыть баночку с богом.

А ведь нужно, чтобы человек постоянно жил с Богом. Такая жизнь и предполагает радость, защиту, знание, что Господь разделяет с тобой все твои тяготы.

Процесс искажения Благовестия начался давно…

Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), профессор СПбПДА

Страх перед «концом света» и перед Страшным судом сменил радость ожидания Второго Христова пришествия, о которой свидетельствуют писания Нового Завета, не вчера. Этот страх проник в сознание христиан в результате постепенного забвения Евангелия, той Благой вести, которая была принесена людям Иисусом Христом, и развита в богословском аспекте апостолом Павлом. Процесс если не полного забвения, то существенного искажения Благовестия начался довольно давно.

Здесь не место излагать причины этого искажения. Но едва заметное начало этого процесса уходит в глубину истории Церкви, к концу первого века, когда христианство стало разрастаться по языческому миру, заменяя собой традиционные религии. Немало способствовали росту христианства многочисленные примеры мученических подвигов.

При императоре Константине Великом, в начале IV века, христианство было объявлено государственной религией и заняло прочное и довольно устойчивое положение в античном обществе. К сожалению, этот положительный процесс сопровождался и отрицательными моментами. Старое не сдавало свои позиции без боя. И в численно выросшее христианство стало с легкостью проникать ветхое сознание, старые обычаи и тысячелетние привычки из религий, отвергнутых Иисусом Христом и Его апостолами.

Новая эра человечества была ознаменована религиозной революцией, произведенной Иисусом Христом. Но, как известно из опыта, за всякой революцией следует и контрреволюция. Революция означала полную отмену древних языческих религий с их культами, более того, — означала замену ветхозаветного Закона Евангелием Царствия Божия. Но контрреволюция, происходившая в мыслях и поведении людей, постепенно восстанавливала многие признаки ветхих религий (язычества и иудейства), которые тысячелетиями впитывало в себя сознание сотен поколений, проникая, можно сказать, в человеческое подсознание. Так просто от этого избавиться невозможно.

О двух гражданствах

И сегодня люди, которые называют себя христианами, если трезво посмотреть на них с точки зрения Нового Завета, на самом деле глубоко проникнуты языческими или ветхозаветными чувствами и представлениями. Особенно наглядно это проявлялось в варварские времена распада Римской империи и в Средние века в Европе. Глубоко духовные мысли о Боге, о посмертном существовании в единении со Христом сменились примитивными антропоморфными представлениями о Боге, наивным уподоблением Суда Божия суду человеческому, после которого следует либо заслуженная награда, либо заслуженное наказание.

Причем последнее устрашало особенно и мыслилось не иначе как в образах земных казней, садистских мучений, столь характерных для древнего и средневекового мира с его кострами, пытками, раскаленными сковородами и так далее. То есть из реальной жизни и из языческого подсознания образы проникали в сознание и даже в богословие, мало-помалу подменяя собою Христово Евангелие, радость которого исчезала, уступая место культовому обрядоверию и страху.

Вот прекрасный пример из Нового Завета — небольшое Послание святого апостола Павла к Филиппийцам. Апостол находится в заключении, его ожидает имперский суд и возможная казнь. Но приглядитесь: как часто звучит в этом послании слово «радость». «Радуйтесь, — увещевает филиппийцев Апостол, — и еще говорю: радуйтесь!» (Флп. 4:4).

В этом же послании он писал: «Наше жительство [буквально: гражданство] — на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа» (Флп. 3:20). Иначе говоря, христиане имеют два гражданства. Одно гражданство земное, «царствие кесаря», как его ни называй, хоть президента Путина. Другое гражданство — небесное, Царствие Божие. Конечно, человеку иногда бывает трудно сознательно выбрать, законам какого «царства» надо следовать. Понятно, что земное царство с его законами необходимо и неизбежно, поскольку мы живем в этом грешном мире. Но есть другие «законы», законы Царства Божия, изложенные Иисусом Христом хотя бы в Его Нагорной проповеди.

Пока человек живет своей земной жизнью, эта самая жизнь то и дело ставит его в ситуацию выбора: законам какого гражданства надо следовать. Человек постоянно пребывает в состоянии некоего кризиса. Это греческое слово означает «суд». Человек стоит перед судом: куда повернуть? Пример мучеников и исповедников показал нам, что в критических ситуациях они выбирали следование воле Божией, а не велениям земных властей. Для человека такой выбор подчас бывает трудным и почти неразрешимым. Страшно ослушаться земных властей. Но страшно и непослушание Богу.

Но Господь Иисус Христос, зная об этой трудности и о слабости человека, в Своем Евангелии сказал утешительные и ободряющие слова: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать. Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф.10:19–20)

Евангельское просвещение против страха «сковородки»

Мы начали разговор о страхе, который сменил изначальную радость. Но христианское Слово Божие говорит нам словами апостола Павла, что бояться-то нечего! Вот замечательное место из Послания к Римлянам: Мы «знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу. … Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. Кто осуждает? Христос Иисус умер, но и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас». (Рим. 8:28–34).

Так что страха у тех, кто шел за Христом, не было. Конечно, были и земные горести и скорби. От них никуда в этом мире не деться. Каждый несет свой крест. Но если жизнь будет с Богом, если крест несется со Христом, то все земные скорби преодолимы, ибо над всеми ними сияет радость Воскресения и вечного блаженства. Это состояние радости даруется Духом Святым.

Читая апостольские послания, мы наглядно видим, что первые христиане жили именно одухотворенной, харизматической, жизнью. Увы, прошло не так уж много времени, как многое из этой первоначальной одухотворенности было утрачено. Обряды, уставы, законы, календари, — всё как в язычестве, как в Ветхом Завете, — во многом вытеснили начальную свободу и радость. Ну, а где законы и уставы, там и их нарушения. А где нарушения, там и страх наказаний… Отсюда и «сковородки». Какая уж там радость!

Что же делать? Единственный путь — Евангельское просвещение, миссия, которая должна начаться с самой Церкви. Ведь всем известны стократно повторяемые слова о том, что Русь была крещена, но не просвещена.

Сейчас вот много пустословят о конце света, совершенно не понимая, что это такое. Гадают о временах и сроках наступления этого «конца». Хотя Слово Божие строго-настрого запрещает такие гадания и прогнозы. Действительно, кому кроме Господа Бога ведомо, когда будет «конец» — завтра или через много миллиардов лет?

Одно непреложно — наша личная жизнь вместе со всем, что в этой жизни — рано или поздно закончится. Это для каждого из нас и будет «концом света». Конечно, земной инстинкт жизни внушает нам страх перед концом. Но христианская вера в искупительный подвиг Сына Божия, подкрепляемая благодатью жизни в Святом Духе, дает человеку со спокойной уверенность ожидать этого «конца» и даже радоваться встрече со Христом Воскресшим.

Другой вопрос — а что же будет с теми, к кому эта вера не пришла и долго еще не придет по разным причинам? Только для чего такой вопрос задавать себе, если ответ на него знать мы никак не можем? Более того, предвосхищать судьбы людей, кем бы они ни были, и предвосхищать Суд Божий — значит кощунственно ограничивать свободу и независимость Бога как Судии. Нам же дано только знать, что Господь — милосерден…

Священник Александр ДьяченкоТам за дурманами…Возвращаюсь из алтаря, а человек всё ещё стоит на коленях. Отдаю ему крест, он резко со всхлипываниями начинает целовать мне руки. Плачет: У меня всего полно, бабла, наркоты кучи, а жить не хочу! Не хочу! И умирать страшно, у меня вся душа в крови, сколько на мне этих пацанов, ты бы только знал, батя! Ты бы знал.

 

Цвет облачения

Богослужебные цвета священник Константин Слепинин

 

Облачение престола и богослужебные облачения духовенства бывают разного цвета в зависимости от празднований, которые совершаются во время богослужения, – белого, красного, желтого, зеленого, синего, фиолетового, черного.

Все эти цвета символизируют духовное значение праздников в честь святых и священных событий.

В праздники, посвященные Господу Иисусу Христу, а также в дни памяти пророков, апостолов и святителей цвет облачений царский – золотой или желтый всех оттенков.

В Богородичные праздники (а также Сретение) цвет облачений – синий или голубой, а в дни памяти бесплотных Ангельских сил – белый.

В дни памяти Креста Господня – фиолетовый или темно-красный, знаменующий силу духа и крестный подвиг Спасителя.

В праздники преподобных и юродивых – зеленый. В зеленых облачениях всех оттенков, символизирующих цвет вечной жизни, празднуются также дни Пятидесятницы, Духа Святого и Вербное воскресенье.

В обычные дни Великого поста служат в черных облачениях, в субботы и воскресенья, Великий Четверг, Первое и Второе Обретение главы Иоанна Предтечи и Сорок мучеников Севастийских – фиолетовых, в родительские субботы, Лазареву и Великую Субботы – белых, Вербное воскресенье – зеленых, в Субботу Акафиста (и Благовещение, если оно приходится на Великий пост) – синих. Что же касается остальных постов, то цвет облачений в это время не меняется по сравнению с остальными днями церкового года.

Погребения, как правило, совершаются в белых облачениях, ибо для христиан смерть является лишь переходом в лучший мир. Белый цвет определен и в праздники Рождества Христова, Богоявления, Вознесения Господня и Преображения Господня, потому что он знаменует собой Божественный свет, освещающий и преображающий творение Божие.

Праздник Воскресения Христова начинается в белых облачениях в знак Света, воссиявшего из Гроба воскресшего Спасителя, но основной пасхальный цвет – красный с золотом. Красный цвет облачений принят также в дни памяти мучеников, а фиолетовый – в день Усекновения главы Иоанна Предтечи.

Материал взят с сайта http://azbyka.ru/dictionary/22/tsvet_oblacheniya-all.shtml

Проблема серьезного и глубокого воцерковления для людей, приходящих в Церковь уже во взрослом возрасте, является принципиальной и самой главной. Потому что когда человек тем или иным образом встретил в своей жизни Христа, уверовал в Него, открыл для себя мир Церкви, то у него появляются крылья за спиной, душа поет и человек охотно, с радостью воспринимает богослужение, церковные таинства.

Но для того, чтобы он действительно преобразился, стал христианином не только по названию, не только по желанию, не только по тому, как он сам о себе заявляет, необходима глубокая, серьезная и долгая работа. И, самое главное, желание этой самой работы.

Быть христианином не значит просто ходить в храм, не значит просто участвовать в таинствах. Это значит — любить людей той самой любовью, о которой говорил Христос: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга; как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»(Ин. 15:12, 13).

Вот этого достичь очень непросто. Потому что человек по природе своей — эгоист, думает только о себе. Печать первородного греха в видеэгоизма глубочайшим образом пронизывает все человеческое существо. И человек склонен в результате этого эгоизма к внешнему, фарисейскому восприятию религиозных и духовных истин.

Действительно, легко научиться читать молитвенное правило, освоить церковнославянский язык, понять, что происходит в храме, вовремя приступать к исповеди или причастию, знать, как взять благословение и священника, к каким святым обращаться в тех или иных жизненных ситуациях. Но гораздо сложнее преобразить себя в другого человека, который будет жить не для себя, любимого, а ради тех людей, которые находятся рядом, о ближних своих.

Достаточно вспомнить притчу о милосердном самарянине, в которой совершенно четко показано, как это происходит с религиозными людьми. Когда человек, будучи религиозным по своей внешности, действительно оказывается не готов к тому, чтобы реально помочь своему ближнему.

Очень часто для внешне воцерковившихся окружающие их люди, которые, может быть, не так воцерковились, не так глубоко веруют, воспринимаются не как объекты любви, повышенной заботы и внимания, а как некая помеха. «Как же так?! Я уже так много знаю! Так много понимаю! Многим хочу поделиться, а они, глупые, этого не понимают, не хотят и не чувствуют». И поэтому часто возникают ситуации, вроде той, когда я как-то спросил своего соседа, по даче: «А ты почему в храм не ходишь?»

Он старше меня лет на десять — пятнадцать, серьезный верующий человек. Мы с ним неоднократно разговаривали о вопросах веры. Он ответил: «Потому, что туда моя жена ходит. Каждый раз, когда она возвращается после службы, вместо того, чтобы (как я себе представляю) приходить умиротворенной, доброй, послушной, смиренной, заботливой, — превращается в злобную фурию, которая все разносит на своем пути. Она всем недовольна, раздражена. Я чувствую, что если бы она в храм не ходила, все было бы, наверное, лучше. Поэтому я боюсь и за себя. Если в храме происходят такие вещи, значит, зачем я буду туда ходить?»

Кроме того, очень часто люди, родственники которых, друзья, супруг или супруга готовы сделать какие-то шаги в сторону Церкви, действуют по принципу «коготок увяз — всей птичке пропасть». Вот опять-таки ситуация, непосредственная из моей жизни. Мне жаловался муж на свою жену. Он согласился прийти на исповедь и Причастие, действительно серьезно и глубоко исповедовался, причастился. А через неделю приходит ко мне и говорит: «Батюшка, спасите меня от моей жены! Она теперь заявляет, что если я исповедовался и причастился, то теперь должен соблюдать все посты, ходить в храм каждое воскресенье, а также делать вот это и вот это, а еще вот это. Я вот на все это пока не подписывался».

То есть мы пытаемся тянуть за волосы в Церковь своих ближних, когда они к этому еще реально не готовы. Это опять-таки является проявлением не любви, а некоего внешнего формального отношения к нашим ближним.

Поэтому все-таки важнейшей задачей для христианина (об этом сейчас не часто принято говорить, это почему-то считается уделом монашествующих) является борьба с самим собой, борьба за свой внутренний мир, борьба за любовь, борьба с помыслами. Сейчас очень мало книжек, которые бы помогали, особенно мирянину, учиться этому искусству невидимой брани, борьбы с самим собой, то есть умению отслеживать, что происходит в моей душе, умению замечать за собой, то происходит в моей голове, что происходит в моем сердце, какие помыслы сейчас мною овладели, и что с ними делать, как с ними бороться, как при этом молиться, как их замещать другими помыслами.

Это то, что является, с одной стороны, основой монашеской жизни, но, с другой стороны, без этого невозможна жизнь любого христианина. Иначе она превращается во внешнее соблюдение каких-то обрядовых и ритуальных предписаний. И нет реального духовного роста, когда происходит по словусвятого Серафима Саровского: «Спаси себя и тысячи вокруг тебя спасутся».